Ну что тебе, черный Воронеж,
Смешенье ветров и кровей?
Кого ты еще похоронишь
В бездонной утробе своей?
Кого одаришь покаянной
Удавкой за голос и стих?
Кто станет не улицей – ямой
В бескрайних задворках твоих?
Отродье ежа и вороны,
Гангрена в низовьях реки,
Ты в спину ворчишь посторонним
И кажешь гнилые клыки.
Купеческий, серый, никчемный,
Заштатный, облупленный Рим,
Ты даже не понял, о чем мы
С тобою сейчас говорим.
И до смерти будут мне сниться
Твой Сидоров, твой Иванов
И серые, плоские лица
Твоих площадей и домов,
Твой март, вороной и картавый,
Колючие космы травы,
И как протекают канавы
В глухие расстрельные рвы.
Но скромные, не при параде,
Торчат приживалы в дверях –
Три птицы, три школьных тетради,
На счастье тебе и на страх.
В них вся твоя сила воловья,
Весенний парной чернозем,
Весь рёв твоего поголовья,
Спина под бубновым тузом,
Весь мелкий твой гонор, твой кипиш,
Твой пахнущий пылью бульон.
И ты, бессловесный, не сгинешь
В безжалостной бездне времён.