Векслер Ася

С шоссе вдоль иерусалимского леса,
с уступа горы, как с галерки,
мы смотрим туда, где играется пьеса,
ярчайшая без оговорки.

Старинная пара — ты зритель, я зритель,
условные кто-то и некто,
но это для нас господин осветитель
дорвался до светоэффекта.

Подобен шестерке коней колесницы
победно светящейся Славы,
там перистый веер, как имя, святится
над выбросом огненной лавы.

И у горизонта, где солнце все ниже,
оплавившись, горы прогнулись.
Ни Рерих, ни Рокуэлл Кент, ни Куинджи
до этого не дотянулись.

Часть зрения — вот за погляд наша плата.
Потом вдруг попросят из зала.
Но если досмотрим остаток заката,
то он будет стоить начала.

Ни самоповтора ему, ни поблажки, —
лишь меркнущие постепенно
прорывы огня, цветовые растяжки
до мига ухода со сцены.

И, выдохнув браво, мы к выходу двинем.
Но даже тогда нас уважат, —
едва обернемся, на звездчато-синем
еще нам и отсвет покажут.