Архив

Он вернулся под вечер. Устал ужасно.
Но в уши толкнулся звук.
Он достал тот лист. И стало так жалко
его выпускать из рук.

Он, немного стыдясь за себя, перечел их:
свои сто тринадцать слов.
И великая русская литература смотрела на него из углов.


Он ждал. Карандаш не давался в руки.
Десять. Двенадцать. Час.
Он поклялся себе, что на эти вот штуки
попался в последний раз.

Он вырубил свет. Предрассветный сумрак
вмиг растворил кровать...
И тут великая русская литература сказала ему: "Давай!"


И было счастье. И он был - провод.
И ныло в районе плеча.
Он довольно вписал сто двадцатое слово
и поплелся готовить чай.

Близился полдень, и жалюзям рёбра
желтый пронзал клинок.
И великая русская литература дрыхла без задних ног.